Но ныне, заполучив столь авторитетных церковных иерархов православного Востока, царь не желал отступать.
— Ведомо ли тебе, — говорили Никону, — что Александрийский патриарх, здесь пребывающий, есть судия вселенский?
— На Востоке и суди, — ответствовал Никон. — А я говорю, что в Александрии и в Антиохии патриархов нет! Ежели я живу не в Москве — то и они давно не бывали в своих епархиях.
Когда патриарха Московского хотели все же заставить слушать греческие правила, он отказался: «Греческие правила не прямые, печатали их еретики».
Российские архиереи, давно принявшие и отстаивавшие реформы Никона–грекофила, весьма ужаснулись, ибо увидели, что сам патриарх стоит на позициях староверов. Но Никон пошел еще дальше, заявив, что судить его может лишь вся вселенная. Он не знал точно, что Константинопольский и Иерусалимский патриархи отказались давать царю Алексею Михайловичу согласие на осуждение патриарха Московского.
Более того, видя, что патриархи Александрийский и Антиохийский столь увлеклись собиранием милостыни, что оставили свои епархии, не выполняют многие годы обязанностей архипастырей и пошли на Русь, чтобы заработать богатые дары, помогая царю против весьма милостивого к грекам патриарха, — Иерусалимский и Константинопольский патриархи данной им властью извергли отступников Паисия и Макария из их сана, а на место их назначили других людей. Недаром так испугались царь и его клевреты послания Никона патриарху Константинопольскому, ведь ответь адресат — и вся ложь большого церковного собора в Москве вышла бы наружу.
Несмотря на то что Никона тщательно охраняли, он сумел получить некоторые сведения из царского дворца.
— Ныне тебя, Никона, бывшего патриарха, — заявили в сердцах Паисий и Макарий еще до вынесения приговора, — мы, святейшие патриархи, по правилам святых апостолов и святых отцов извержем, и отселе не будешь патриарх, и священная не действуешь, но будешь как простой монах!
— Сами вы неистинные патриархи, — отвечал Никон, — и слышал я, что на ваших престолах иные патриархи есть! Пусть великий государь укажет про то расследовать, а вы клянитесь на святом Евангелии, что сами патриархи.
— Мы–де истинные патриархи, — отвечали в изрядном смущении греки, — и не изверженные, и не отрекались от престолов своих. Разве–де что турки в наше отсутствие учинили. А если кто–нибудь и дерзнул занять наши престолы неправильно и по принуждению турецкому — так это не патриархи, а прелюбодеи. — Однако клясться на Евангелии Паисий и Макарий отказались.
— С этого часа, — заявил Никон, — свидетельствуюсь Богом, не буду перед вами говорить, буду держать ответ только перед Константинопольским и Иерусалимским патриархами.
Разумеется, царь Алексей Михайлович и его советники приняли все меры, чтобы выпутаться из этого крайне неприятного положения. Договорившись с турками и свергнув «чересчур» сурового к Паисию и Макарию Константинопольского патриарха, русское правительство добилось спустя полгода восстановления председателей большого церковного собора на александрийской и антиохийской кафедрах.
Труднее было с их ближайшим помощником Паисием Лигаридом, который много лет выдавал себя в Москве за митрополита города Газы, а оказался на поверку изгоем, изверженным из сана и проклятым за связь с католиками. Но и его удалось, правда временно, всего на месяц, «реабилитировать», употребив немалые дипломатические усилия и оделив Иерусалимского патриарха щедрой «милостыней».
Это произошло позже, а пока правительство Алексея Михайловича поспешило прекратить соборное обсуждение дела Никона. 12 декабря 1666 г. бывшему патриарху был объявлен приговор.
Ни царя, ни большинства светских сановников не было на этой церемонии, проведенной в небольшой надвратной церкви Чудовского монастыря. Зато власти постарались полностью собрать здесь духовных лиц, которые должны были скрепить приговор своими подписями. Не все являлись по своей воле, а Вологодского архиепископа Симеона, притворившегося больным, принесли насильно, завернув в ковер: так он и лежал в церкви в углу, плача о неправедном изгнании блаженного Никона. Принуждаемый подписать приговор, Симеон начертал на нем: «Если это истина — да будет так; если же нет истины — я не утверждаю». Понятно, почему царь отказался присутствовать на этом мероприятии!
Когда после бурной перепалки, угроз и сетований приговор был подписан, в церковь ввели Никона. Приговоренный твердо решил продемонстрировать сонмищу неприятелей свое полнейшее безразличие и молчал, пока читали греческий текст, но когда архиепископ Рязанский Иларион стал читать русский перевод, Никон заявил, что «вины его написанные — все ложь и клевета!».
«Убийца, блудник, хищник!» — завопил в ответ Иларион, которого сам же Никон рукоположил в архиереи. Но Никон уже сдержал себя: «Чадо, благодать на устах твоих», — кротко сказал он Илариону и вновь надолго замолчал. Лишь когда восточные патриархи приказали снять с изверженного черный монашеский клобук, он отверз уста:
— Чего ради повелевают мне снять клобук?
— Понеже собор сей осудил тебя, и дела твои обличили тебя, и не подобает тебе называться патриархом, ибо ты сам гордостью своей оставил свою паству с клятвой!
— Хоть собор сей и осудил меня неправедно, хоть дела мои не бывшие обличили меня, но священномонашеский образ я сохраню до исхода души моей. Вы же делайте, что хотите, ибо вы пришельцы здесь, пришли из далечайших стран и с концов земли не для того, чтобы благо или мир сотворить, но пришли из турецкого порабощения как просители, чтобы и себя обеспечить, и туркам дань воздать.
— Вопрошаю вас, откуда вы взяли законы, чтобы так дерзновенно творить? Если бы и был я повинен и осуждения достоин — почему творите сие тайно, как тати? Привели меня в эту малую монастырскую церковь, где нет ни царя, ни всего его синклита, ни всенародного множества Российской земли. Или я по благодати Святого Духа паству свою и пастырский жезл в этой церковке восприял?! Истинно, что и саму эту церковку я построил!
— Я избранием Пресвятого Духа, желанием и прилежным слезным молением царя Алексея Михайловича, после его страшных клятв, засвидетельствованных самим Богом, восприял патриаршество в соборной церкви перед всенародным множеством. И если желаете ныне неправедно меня осудить и извергнуть — идем в церковь, где я восприял пастырский жезл, и если окажусь достоин вашего осуждения, то там что хотите, то и творите!
— Там или здесь — все едино, — ответили восточные патриархи, — все советом царя и собора архиереев совершается!
И сами восточные патриархи немедленно кинулись на Никона, сняли с него клобук с жемчужным крестом и драгоценную панагию, усыпанную самоцветами, а Никону дали простой бедный клобук.
— Как вы есть пришельцы и невольники, — сказал Никон, — то разделите драгоценности между собой, может, на некоторое время тем отраду себе обретете!
— О Никон! — сказал приговоренный сам себе, садясь в сани, чтобы отправиться в далекую ссылку. — Это тебе за правду — не говори правды, не теряй дружбы! Если бы приготовлял трапезы драгоценные и с ними вечерял — не приключилось бы тебе сего.
Боясь народного возмущения, в Кремле не объявили о низвержении и ссылке Никона. С него даже не сняли архиерейскую мантию и не отняли посоха. Лишь сопровождавшие низвергнутого патриарха архимандриты, особенно Спасо–Ярославский Сергий, кричали на него, требуя молчать, а стрельцы хватали тех, кто проявлял к Никону сочувствие. Царь так и не появился, но прислал с Родионом Стрешневым деньги и теплую одежду ссыльному на дорогу.
«Возвратите все сие пославшему вас, Никон бо сего не требует!» — заявил святейший, не склоняясь на уговоры Стрешнева, опасавшегося, что царь еще более разгневается. Одновременно Стрешнев от имени Алексея Михайловича просил у Никона благословения царю, царице и всему их дому.
«Если бы благочестивый царь желал от меня благословения, — отвечал ссыльный, — не являл бы ко мне такой немилости. Видно, он не хочет благословения, раз удаляется от него!»
Царь, как рассказывали Никону, весьма опечалился, не получив благословения, но был более озабочен тем, как избежать народной смуты, ибо слухи об осуждении патриарха уже расползались по столице и толпы начали собираться к Кремлю. Тогда Алексей Михайлович приказал объявить, будто «Никон патриарх пойдет из Кремля в Спасские ворота и по Сретенке». Когда же народ удалился в эту сторону, быстрые кони повлекли возки с Никоном и его спутниками через Каменный мост в Арбатские ворота столицы. Несколько полковников и более тысячи стрельцов в полной боевой готовности участвовали в этой операции. Алексей Михайлович наконец отделался от Никона.
Том 2
Патриархи Иоасаф II и Питирим
Никониане
